Из истории Донской вольницы
Война атамана Кондратия Булавина с империей Петра I стала одной из самых героических и в то же время заведомо обреченных на поражение освободительных эпопей казацкого народа. Военный потенциал даже объединенных казацких войск (Запорожского, Донского, Яицкого, Терского) был несопоставим с мощью колоссальной военной машины империи, поставившей себе на службу профессионализм немецких офицеров и неисчерпаемую русскую крестьянскую массу, мобилизованную в рекруты.
Разин казнен, но казаки еще остались
Разгром повстанческой армии Степана Разина в 1671 году не снял главного противоречия между Войском Донским и царством Романовых: казаки упорно не хотели считать себя подданными Московии, категорически не признавали юридическое право московитов на своих исконных землях.
В 1674 году казаки наотрез отказались выдать московским приставам мятежного атамана Семена Буянко, призывавшего по станицам «идти на Волгу, на воровство». Обступив «живой» стеной курень (дом. — Н. Л.) Буянко, казаки заявили Корнилию Яковлеву и московским приставам, что «такого закона, чтоб казаков с Дону отдавать, и при прежних государях не бывало и ныне-де отдать нельзя, а если его, Буянко, отдать, то с Москвы пришлют приставы и по последнего их брата-казака».
Явно скоропалительное — на волне эйфории по поводу полной победы над Разиным — решение царской администрации о размещении на Дону некоторого контингента правительственных войск вызвало сильнейшее возмущение в среде казаков. Сами того не желая, дьяки Посольского приказа вызвали дотоле невиданное межнациональное напряжение в отношениях казаков и служилых великорусов. Царские воеводы из крепостиц по Дону, Иловле и Бузулуку жаловались царю Алексею Михайловичу, что «казаки государевых ратных людей бьют и грабят, а дров сечь под городками не дают, а рыбу, ловленную в неводы, отнимают. Они, казаки, похваляются-де воевод и всех начальных людей, и стрельцов московских побить, а городовым стрельцам дать волю».
Предгрозовая обстановка на землях Присуда Казацкого, чреватая новой повстанческой войной — как говорили современники событий, «новой казатчиной» — была предметом размышления наиболее дальновидных царских вельмож. Анализируя острые казацко-русские противоречия, воевода Петр Хованский с подкупающей откровенностью писал в октябре 1675 года в Посольский приказ: «Если Дон не укрепить многими городками (крепостями. — Н. Л.), а казаков-донцов не учинить невольниками, как мы (великорусы. — Н. Л.) великому государю неволею служим, — от них правды и впредь не будет».
Стольник Хованский, как говорится, буквально в воду глядел, с воцарением в 1689 году на древнем престоле Московии царя Петра I, первого императора Всероссийского, «правда» казаков очень надолго, пожалуй, навсегда, разошлась с «правдой» новой империи.
Стратегическое окружение
Охват земель Войска Донского цепью городков-крепостей начал еще на рубеже ХVII века царь Борис Годунов. Именно тогда от Воронежа и на восток, вниз по Волге, вплоть до Астрахани, возникла система крепостей, разделяющая территорию Войска Донского и Войска Яицкого (Уральского). Впоследствии строительством крепостей от Брянска и Белгорода к верховьям донской реки Медведица Московия приобрела возможность контролировать, а подчас и пресекать контакты между Доном и Запорожской Сечью.
Последним звеном в долгой цепи крепостей, которой, как кольцом, окружили донскую часть земель Присуда Казацкого, стала крепость Азов. Эта древняя столица народа казаков, за освобождение которой от турок шла пятилетняя казацко-турецкая война (1637—1641), в итоге досталась в 1696 году царю Петру I.
По мнению большинства историков, взятие Азова войсками Петра I открыло новую эпоху в отношениях российского государства и народа казаков — эпоху полного подчинения казацких земель юрисдикции империи Романовых. Одновременно на этих землях был дан старт совершенно новой для Руси-России национальной политике — политике превращения самобытного казацкого народа в так называемое воинское сословие, фактически в военного данника государства.
В 1700 году вышел специальный указ Петра I, запрещающий казакам вести лесозаготовки не только на Дону, но и по крупным притокам этой реки. В 1702 году центральная власть запретила донцам ловить рыбу на Дону близ крепости Азов, на всем протяжении Нижнего и Среднего Дона вплоть до устья реки Северский Донец, а также «на море Азовском и по запольным рекам». Безумие этого указа, грозящего взорвать Дон буквально во всенародном восстании, вскоре стало ясно даже в Петербурге. Указ был не отменен, а по российскому обычаю заболтан — обставлен множеством мелких уступок и послаблений.
В феврале 1706 года последовал новый запретительный указ: казакам под страхом каторги и конфискации имущества воспрещалось занимать «пустопорожние» земли в верховьях Дона. Одновременно на эти земли стали в массовом порядке селить государственных крепостных крестьян — «пустопорожность» этих земель не мешала, конечно, их долговременной аренде русскими помещиками.
Все земельные конфликты, возникающие на пограничных рубежах Войска Донского, российская администрация никогда не разрешала в пользу казаков. В тех случаях когда у великорусских претендентов на казацкие земли, в основном у монастырей и помещиков, не оказывалось де-юре никаких прав на удовлетворение своих исков, власть реализовывала подлинно «соломоново решение» — конфисковывала спорные владения и отписывала их «на государя».
Например, в 1703 году казаки Пристанского городка потребовали вернуть в станичное владение свои исконные земли, некогда переданные тамбовским епископом Игнатием в оброк торговому человеку Анкудинову. Казаки доказывали, что никогда не передавали своих земель так называемому владыке, а, следовательно, юридически купец Анкудинов не имеет никаких прав на владение.
Поскольку купчина уже успел переселить на спорные земли крепостных крестьян, возник острый межнациональный конфликт. Прибыв в деревню Русская поляна, казаки «многолюдством, с ружьями и бунчюками, в панцирях учинили круг». Поскольку русские крестьяне с решением этого круга об их выселении не согласились — произошло подлинное побоище. «Казаки их, крестьян, били и мучили, — докладывалось в сообщении сыскного исправника, — и велели им с женами и с детьми и со всякими пожитками выбираться вон с казацкой земли <…> а также припасов и ружья и всякого пожитку пограбили».
В Русскую поляну были введены солдаты. Дело за юридической правотой казаков спустили на тормозах: крестьян выселили, казаки часть «пожитков» вернули владельцам. Однако счастливыми обладателями своих родовых земель казаки не стали, все оброчные наделы купца Анкудинова были конфискованы в пользу казны.
С вольного Дона выдачи нет
Тяжкие и импульсивные, подчас даже кровавые реформы, которые Петр I обрушил на Россию, вызвали невероятно большой исход великорусского населения на казацкие земли. Как пишет известный современный историк А. С. Козлов: «В донские степи приходили крестьяне и дворовые люди, посадские жители, солдаты и всякие работные люди из южных городов России. На Дону искали спасение от корабельного строенья и рекрутских наборов, от крепостных и городовых работ».
Этнические казаки на определенном этапе были заинтересованы в этом приходе на Дон новой рабочей силы. «Новопришлые» люди на протяжении семи лет не могли и думать о приобретении прав «старых», то есть этнических, казаков. Они посылались варить соль на казацких солеварнях, косили траву в интересах казацких семей, их принявших, занимались земледелием, работали на пасеках.
Известный постулат казацкой вольницы «С Дона выдачи нет!» был ценен для этнических казаков не только в материальном, но и в определяющей мере в мировоззренческом аспекте, как подтверждение незыблемости казацкого национального суверенитета. Английский дипломат ХVII века Чарльз Уитворт в своих воспоминаниях отметил: «Всякий крестьянин или невольник, оказавшийся в стране казаков, получал свободу и не мог быть востребован своим хозяином или правительством московитов».
Эта пропозиция — «Дон, суверенитет, свободная воля — Московия, произвол власти, личная кабала» — определяла сознание этнических казаков на протяжении десятков поколений, поэтому любые попытки российской власти вернуть с Дона «беглых холопей» воспринимались в казацкой среде очень остро.
Плотина прорвана
В июле 1707 года неистовый Петр I своим именным указом направил на Дон карательный отряд во главе с полковником Юрием Долгоруким. Для всех и каждого на Дону стало ясно, что российское правительство перешло к прямому вмешательству во внутренние дела Войска Донского, к насильственному возвращению беглых.
Отряд Долгорукого в начале сентября 1707 года выступил на Верхний Дон. Вскоре отряд разделился на четыре группы: одна из них под командованием А. Плохова вела розыск от Черкасска до Паншина, другая — капитана Н. С. Тенебекова — по Хопру, третья — капитана С. С. Хворова — по Бузулуку и Медведице. Сам Долгорукий шел по Северскому Донцу. Царские мытари неистовствовали: при малейшем сомнении любой казак заносился в списки беглых, которых «бивши батогами жесточе, высылали на Русь».
Реакция этнических казаков не заставила себя ждать. В первых числах октября 1707 года более 250 казацких старшин и казаков собрались в Ореховом Буераке в трех верстах от Новоайдарского городка. Они собрались сюда по призыву атамана Бахмутского городка, уроженца станицы Трехизбянской, Кондратия Афанасьевича Булавина. «Общий для всех рек Войсковой совет» решил обороняться.
В ночь на 9 октября 1707 года булавинцы напали на отряд Долгорукого, находившийся на постое в станице Шульгинской: полковник был убит, «многих солдат и казаков скурвых побили до смерти». Казацкие старшины из Черкасска Петров и Саламата, бывшие в отряде Долгорукого на положении титулованных коллаборационистов, — «в одних рубашках, выскоча, едва ушли».
Почти поголовно были истреблены и другие карательные отряды, переписывавшие «беглых холопей» по Дону, Хопру, Медведице и Бузулуку. Важно отметить, что выступление Булавина сразу же приобрело характер национального восстания: казаки с особой беспощадностью расправлялись с теми казацкими коллаборационистами, которых подозревали в потворстве московитам. Так были убиты войсковые старшины И. Кваша, В. Иванов, Ф. Сафонов, станичные атаманы Ф. Дмитриев и П. Никифоров.
События в станице Шульгинской, последующее истребление царских мытарей повсюду всколыхнули донское казачество: равнодушных не было, все понимали, что «сию конфузию» кровожадный русский царь просто так не простит.
Реакция черкасской старшины
Действия булавинцев неоднозначно были восприняты на Нижнем Дону в среде богатой старшины, контролировавшей политические настроения в Черкасске, столице Войска Донского. Немногие старые атаманы, такие, например, как Иван Зерщиков почти открыто радовались успехам Булавина. Последовательные сторонники тесного союза с Россией — А. Савельев, Н. Саламата, И. Машлыченко и другие, напротив, всячески агитировали против повстанцев.
В конечном счете, политическая позиция коллаборационистов победила. Крупные центры казачества — Закотный городок, Осинова Лука, Старый Айдар, Кобанский городок, Краснянская станица — отказались от поддержки булавинцев. Азовский губернатор И. А. Толстой сообщал Петру I: «А из казацких городков, которые по реке Дону, при нем, Булавине, нет ни одного человека».
Под нажимом «промосковской партии» войсковой атаман Лукьян Максимов стал действовать решительнее. Малый круг старшины в Черкасске поручил Максимову «примучить» булавинцев, не дожидаясь прихода на Дон регулярных российских войск.
Атаманское войско 18 октября 1707 года настигло повстанческий отряд Булавина на реке Айдар близ Закотненского городка. Произошел жаркий бой с применением артиллерии, в результате которого повстанцы были разбиты. С немногими сторонниками Булавину удалось скрыться от преследования в близлежащем лесу.
С повстанцами, взятыми в плен по приказу атамана Максимова, поступили жестко: десять человек, есаулов и сотников, повесили по деревьям за ноги, 130 повстанцам «носы резали», а остальных «кого-де захватили, послали в иные украинные городы».
Донская старшина поспешила заверить петровскую администрацию, что «воровство Кондрата Булавина они искоренили и почело быть во всех казацких городках смирно».
Москва отреагировала привычным методом: «за верные службы» старшине и низовым казакам выдали крупное денежное жалование — 10 000 рублей (русский конь в то время стоил 2 рубля, крымско-татарский — около 10). Особое вознаграждение в размере 200 рублей получил калмыцкий князек Батыр, отряд которого принял самое деятельное участие в финальном бое с булавинцами.
Попытка поднять Запорожскую Сечь
В конце ноября 1707 года Кондратий Булавин с ближними соратниками прибыл в Запорожскую Сечь. Атаман попытался учесть крупнейшую политическую ошибку Степана Разина, который начал масштабную войну с Московией, не заручившись прямой военной поддержкой запорожцев.
20 декабря 1707 года на Сечи была созвана Рада. Запорожцам зачитали письмо Булавина, в котором он просил сечевиков присоединиться «к возмущению бунта в великороссийских городах». Одновременно атаман просил содействия Сечи в официальном запросе к крымскому хану «о вспоможении войска для разорения великороссийских городов».
Предлагался, таким образом, потенциально очень мощный военно-политический пакт, который объединял бы против петровской России Войско Донское, Запорожскую Сечь и Крымское ханство, вассала Оттоманской империи. Если бы этот пакт из благопожелания стал реальностью, а объединенное войско казацко-татарской коалиции вторглось бы в Россию, то результат неистовых петровских реформ, и были бы они вообще, никто не сможет спрогнозировать.
Булавинский призыв нашел категорическую поддержку у массы рядовых запорожцев и очень настороженное отношение казацкой старшины, связанной тесными узами с гетманом Мазепой, в то время верным союзником Петра I. На Раде присутствовали и представители царской администрации, по просьбе которых кошевой атаман Тарас Финенко зачитал грамоту с требованием Петра I выдать «донского бунтовщика».
Запорожцы с негодованием отвергли московитские требования: «В Войску Запорожском никогда такого не бывало, дабы таковых людей, бунтовщиков или разбойников, выдавано было».
Воинский пыл запорожцев, столь жгуче горячий в конце ХVI века, успел сильно подостыть к концу века ХVII: кошевому Финенко в итоге удалось убедить запорожцев подождать с окончательным решением вопроса о походе в Россию до весны — «когда дороги подсохнут».
Сторонники Булавина в среде сечевиков не смирились с этим решением и в феврале 1708 года добились созыва новой Рады. На ней с атаманства был снят кошевой Финенко и было принято решение не задерживать тех запорожцев, которые решат по личному почину присоединиться к Булавину. Вместе с тем официально Запорожская Сечь в войну с петровской Россией не вступила.
Не отреагировала Сечь и на страстное письмо Булавина в мае 1708 года, в период ожесточенных сражений казацких повстанцев с петровскими войсками. В этом письме донской атаман фактически сформулировал идею всенародной освободительной казацкой войны, чтобы «было по-прежнему сильно воинство казацкое, разделенное ныне ляхами и москалями, а между ими, казаками, единомышленное братство». Сечь осталась глуха к этому призыву, равно как и терские казаки, получившие аналогичное послание. Впрочем, последние были в военном аспекте маломощны и к тому же очень географически удалены от театра военных действий на Верхнем Дону.
Разгром петровской «пятой колонны»
В марте 1708 года Кондратий Булавин прибыл в Пристанский городок на Хопре. Сюда же съехались и другие видные вожди казацких повстанцев: полковники Леонтий Хохлач, Игнат Некрасов, Никита Голый. Прибыл и главный военный предводитель восставших, атаман Семен Драный, полководческие качества которого враги оценивали куда выше военного таланта самого Булавина. На состоявшемся Кругу было принято решение идти вначале на Черкасск «для истребления скурвых старшин», которые «продали реку». Называлась и сумма сделки царской администрации с войсковым атаманом Лукьяном Максимовым — 7000 рублей — за удержание казаков Нижнего Дона от поддержки Булавина.
Вождь «промосковской» партии атаман Максимов, в свою очередь, не дремал. Отмобилизовав низовых казаков, он соединился с русским отрядом полковника Васильева из Азова и конным корпусом калмыков. 9 апреля 1708 года выше Паншина городка на реке Лисковатке войско повстанцев сошлось с войском Максимова.
Скоротечный бой закончился переходом большей части казаков на сторону Булавина, захватом «4 пушек, пороховой казны и свинца, а также денежной казны 8000 руб.». Лукьян Максимов со своими сторонниками бежал.
26 апреля 1708 года донская столица была взята в осаду повстанцами. Черкасск являлся хорошо укрепленной крепостью, имел на стенах более четырех десятков пушек. Однако оборонять город оказалось некому — атаманы пяти из шести станиц, расположенных на Черкасском острове, перешли на сторону Булавина.
По решению Войскового Круга, состоявшегося 6 мая в Черкасске, атамана Максимова, а также четырех старшин, последовательных сторонников русификации Дона — А. Савельева, Е. Петрова, Н. Саламата, И. Машлыченко — казнили. Число казненных старшин более низкого войскового ранга было, видимо, значительно больше. В документе царской канцелярии отмечается: «И иным многим казакам головы рубили и в воду (казацкая казнь «В куль — и в воду!» — Н. Л.) сажали, а за то они-де, что помня крестное целование русскому царю, — с ними, с ворами, в злой совет не пошли».
«Пятая колонна» Москвы в донской столице была существенно ослаблена, хотя, разумеется, отнюдь не ликвидирована.
Война обреченных
С точки зрения военной стратегии повстанческая армия атамана Булавина была обречена на проигрыш изначально. Предельно милитаризованная петровская Россия очень мало напоминала вяловатую, архаичную, неорганизованную Московию времен царя Алексея Михайловича. Неистовая авторитарная воля Петра I могла бросить против казацких повстанцев колоссальный объем вооружения и многие десятки тысяч жизней безропотной крестьянской рекрутчины.
В оперативном плане положение булавинцев также было незавидным: область Войска Донского находилась в полном окружении. На севере, со стороны Хопра и Верхнего Дона, шла концентрация многочисленных сил карательного корпуса, которым командовали стольник И. Тевяшов и подполковник В. Рыкман. С запада, заручившись лояльностью гетмана Мазепы, подходили главные силы царской армии под командованием князя Долгорукого. На востоке, на Волге, сосредотачивался карательный корпус воеводы князя Хованского и многочисленные конные полчища калмыков, жаждущих грабежа. Даже совсем рядом с Черкасском — в устье Дона — стояли царские гарнизоны в Азове и Троицкой крепости.
Повстанцы совершили фундаментальную стратегическую ошибку: в наивной надежде не допустить карательные войска московитов на казацкую землю, они разделили свои силы по разным оперативным векторам. Наиболее опытный казацкий полководец Семен Драный пошел по Северскому Донцу в направлении Изюма — навстречу армии Долгорукого. Атаман И. Некрасов двинулся на север — на прикрытие казацких станиц по Хопру. Атаман Николай Голый повел казацкие полки на восток — против карательного корпуса Хованского и калмыков. Сам Булавин с частью войск решил обезопасить донскую станицу и захватить Азов. В итоге, желая быть одновременно сильными везде, булавинцы нигде не смогли сконцентрировать достаточно войск для эффективной борьбы с регулярной армией петровской России.
Главное казацкое войско под командованием атамана Драного 8 июня 1708 года у реки Уразовой наголову разгромило Сумский слободской полк. Развивая наступление, эта, в сущности, очень небольшая казацкая армия (около 5,5 тысяч донцов и полторы тысячи запорожцев) осадила город Тор. Булавинцы били по городу из пушек, сожгли посад, но взять эту не слишком сильную крепость не смогли — к городу стали подходить основные силы армии князя Долгорукого.
Атаман Драный отвел свои полки к урочищу Кривая Лука. Здесь произошло ожесточенное сражение, длившееся полный световой день. Ярость боя была настолько велика, а сил у казаков было настолько несопоставимо мало, что Драный вынужден был лично водить в атаку атаманскую сотню. В одной из таких атак казацкий полководец был убит прямым попаданием ядра.
Итог сражения был страшен: вместе со своим признанным военным вождем казаки потеряли более 1500 человек, родовая вотчина Булавина Бахмутский городок был захвачен правительственными войсками, причем каратели полностью уничтожили это поселение вместе с жителями — «не оставив камень на камени».
Аналогичные военные результаты были и у других вождей повстанцев: ни на одном из стратегических направлений казацкие атаманы не сумели нанести царским войска сколько-нибудь значительного поражения. Успешнее остальных действовал атаман Игнат Некрасов — благодаря тому, что сразу же отказался от масштабных столкновений с регулярными войсками и перешел к тактике внезапных ударов крупными силами конницы с немедленным быстрым отступлением.
Гибель атамана Булавина
В начале июня 1708 года Булавин начал подготовку к захвату Азова. Поскольку все основные силы казацкой армии были выведены на защиту рубежей Войска Донского, наличных резервов в донской столице было катастрофически мало. Старые опытные полковники советовали Булавину отложить наступление — пока не прояснятся итоги рейдов остальных атаманов. Однако Булавин все же решил напасть на Азов.
Поход к азовской крепости состоялся 6 июля 1708 года. Казацкий отряд возглавили полковники Л. Хохлач и И. Гайкин. Старики, видя малочисленность казацкого войска, скорбно вздыхали: «За смертью своей собрались браты!».
Русские полки встретили казаков у стен Азова. Прикрытые с тыла и флангов интенсивным огнем крепостной артиллерии, вооруженные дальнобойными мушкетами, рейтарские роты стойко сдерживали натиск казаков, а затем, сомкнув ряды, перешли в наступление. Разгром был полным: только убитыми потеряли 423 казака, около 500 повстанцев утонули в Дону и в реке Каланче при отступлении, 60 человек попали в плен. Участь пленных была страшной: им вырвали ноздри и языки, а затем подвесили за ноги по периметру крепостных стен.
Разгром повстанцев у Азова стал «часом икс» для «промосковской» партии. Уже гибель атамана Драного создала в казацкой столице все условия для активной агитации против Булавина. «Верный» сторонник Петра I есаул Фролов, узнав о поражении войска Драного в сражении у Кривой Луки, с восторгом делился с другими заговорщиками из старшин: «Ежели в Черкасске сведают о Драном, то, конечно, Булавина убьют, все воровство и вся надежда была, как казаки сказывают, на Драного».
На следующий день после разгрома у Азова повстанческих сил — 7 июля 1708 года — казацкая «промосковская» старшина подняла в Черкасске мятеж. Захватив пушки и заперев ворота крепости, чтобы не допустить в Черкасск отступающие от Азова повстанческие отряды, коллаборационисты бросились штурмовать атаманский курень Булавина.
Войсковой атаман, забаррикадировав окна и двери куреня, мужественно принял свой последний бой. Азовский губернатор И. А. Толстой сообщал в Москву подробности расправы над Булавиным: «И они (мятежники. — Н. Л.) в курень тот из пушек и из ружья стреляли и всякими иными мерами его вора доставали».
Бой был долгий и для мятежников тоже кровопролитный: меткими выстрелами Булавин и его, оставшиеся в истории безымянными, трое побратимов уложили наповал шесть коллаборационистов. Все решил прямой выстрел в стену куреня из пушки: в дыму и клубах пыли в пролом ворвался есаул Сергей Ананьин и в упор выстрелил из пистолета в лицо контуженного Булавина.
Этот выстрел породил слухи о самоубийстве казацкого атамана, которые охотно подхватил агитпроп Петровской империи, чтобы показать, насколько антиправославным человеком был казацкий вождь (у православных христиан самоубийство считается тяжким грехом). Однако фундаментальное исследование доктора исторических наук Екатерины Подъяпольской убедительно доказало всю несостоятельность мифа о самоубийстве выдающегося национального героя казаков.
«От этого заплакали бы даже камни»
Эта строка из древнегреческого эпоса о гибели защитников Трои как нельзя точнее характеризует те чудовищные события на Дону, которые произошли после ввода на землю казаков карательных войск князя Долгорукого.
Личный именной указ Петра I от 12 апреля 1708 года давал князю Долгорукому все полномочия на осуществление, говоря современным языком, — любых преступлений против человечности. Даже с учетом известного изуверства первого российского императора, кровь стынет в жилах при чтении этого указа: «…Ходить по тем городкам казацким и деревням, которые пристанут к воровству, и оныя жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков — на колесы и колья, ибо сия сарынь (сброд, нелюди. — Н. Л.) кроме явной жесточи не может унята быть».
Традиционно считается, что исторически непревзойденным казакофобом был военный вождь большевиков Лев Троцкий с его призывами к «поголовному истреблению казаков как зоологической среды». Как видим «первый большевик на русском престоле» — определение поэта Максимилиана Волошина — в своей казакофобии ничем не уступал «железному наркому».
Известный современный историк Александр Широкорад, вообще не скрывающий своих симпатий к имперскому бытию России, не может сдержать негодования при описании геноцида, который учинили на Дону каратели князя Долгорукого.
«В 1708 году Петр приказал, пишет историк, не только казнить участников восстания, но и уничтожить десятки казацких городков вместе с населением. Солдаты убивали женщин и детей (чаще всего топили в Дону) и сжигали строения. Только отряд Долгорукого уничтожил 23,5 тысячи казаков мужского пола, — женщин и детей не считали. Мало того, православный царь не постеснялся натравить на казаков орды калмыков. Калмыки резали всех подряд, но, в отличие от князя Долгорукого, не вели учета своим жертвам. И еще не убивали женщин, а уводили их с собой».
Впоследствии, после полного подавления национальной войны казаков, князь Долгорукий составил для царской администрации исчерпывающую справку о своих «подвигах».
«В Есаулове сидело 3000 человек, канцелярски сухо сообщал царский палач, и штурмом взяты и все перевешаны, только из помянутых 50 человек за малолетством освобождены. В Донецком сидело 2000 человек, также штурмом взяты и многое число побиты, а остальные все перевешаны. Из-под Воронежа взято казаков 200 человек, и на Воронеже все помянутые перевешаны. В Черкасском повешено около круга Донского (майдана. — Н. Л.) и противу станишных изб около 200 человек. Також и многие партии (арестованных казаков. — Н. Л.) из разных городков были посыланы (выведены. — Н. Л.) и множество в тех партиях посечено».
В этом же докладе князь Долгорукий перечисляет уничтоженные казацкие городки и станицы: «По Хопру, сверху от Пристанной по Бузулук, — все. По Донцу, сверху по Луганск, — все. По Медведице — по Усть-Медведицкую станицу, что на Дону. По Бузулуку — все. По Айдару — все. По Деркуле — все. По Калитвам и по другим запольным речкам — все. По Иловле по Иловлинскую — все».
За все века предшествующей истории казацкий народ не знал столь чудовищного нашествия. Верхнее и большая часть среднего течения реки Дон в буквальном смысле обезлюдели: в некогда цветущих, а теперь сожженных станицах белели только казацкие кости. Земли верховьев Дона вокруг крепости Воронеж и южнее, до реки Хопра, были отторгнуты указом Петра I у Войска Донского и заселены русскими крепостными крестьянами. Такую страшную цену заплатили казаки за очередную попытку отстоять свободу национального развития своего народа.