«Охочими людьми», как правило, именовались те добровольцы из разных слоев русского общества, которые брались за выполнение какого-либо рода поручений. В Северской земле первой половины XVII века под охочими людьми подразумевались волонтеры из гулящих людей, посадских и дворцовых крестьян, прибранных к ратной службе и участию в военных походах. Основной причиной прибора в ратную государевой службе различного рода добровольцев являлось «малолюдство» гарнизонов украинных городов.
Обычно ратная служба охочих людей осуществлялась без жалования, «за добычу», захваченную в походе, к которой причислялись: скот, лошади, коровы, рухлядь и прочее добро, однако, были и исключения. Отдельные предписания касались захваченного полона, который «даром… [у них, охотников] имать не велено». Очевидно, стимул для участия в ратных походах всякого рода волонтеров был более чем существенный.
Примечательным фактом было весьма широкое участие охочих людей Северской украины в Смоленской войне 1632-34 годов. Наиболее крупный штат охочих людей Северской земли был представлен дворцовыми крестьянами Комарицкой волости и «охотниками» Карачевского уезда.
По условиям подписанного в декабре 1618 года Деулинского перемирия, к Речи Посполитой отошли «искони» принадлежавшие Московии города Северской земли: Новгород-Северский, Трубчевск, Стародуб, Почеп и Чернигов. Последний после сожжения его в 1611 году польским отрядом Горностая являл собой запустевшее городище. Сроки перемирия укладывались в 14,5 лет, однако уже в начале 30-х годов обе стороны активно начали готовиться к преждевременному началу боевых действий. Так, в планах московского правительства было возвращение Смоленска, а также отошедших к Польше псковских и северских земель. В первые месяцы войны за Смоленск русским ратным людям Северской украины было предписано «с боем» посещать «бывшие» уезды Московии, которые «были отданы к Литве на время», после Смуты, где им надлежало «чинить» неприятелю «задоры», «промышляти, смотря по вестем и тамошнему делу». К таким уездам относились не только указанные выше Стародубский, Новгород-Северский и Почепский, но и Черниговский с пригородом Монастырский [Монастыревский] городок.
Так, осенью 1632 года московским правительством было принято однозначное решение о подготовке т.н. «Северского похода» за возвращение прежних русских городов и уездов. Центральным плацдармом для наступления московской рати на «литовскую» Севéру был Севск. Сюда же начали стекаться служилые люди из Карачева, Брянска, Рыльска, Путивля в лице дворян, детей боярских, стрельцов, казаков всех мастей (верстанных, полковых и пр.). В 20-х числах ноября 1632 года рать Баима Болтина выдвинулась в сторону литовского рубежа. 27 ноября в Севск, на место умершего воеводы Федора Плещеева, в качестве воеводского товарища Баима Болтина был назначен Иван Еропкин, в распоряжении которого находились 1168 ратников, незамедлительно присоединившихся к Болтину. Общая численность этого ратного формирования составила 1556 человек. Здесь же эта разношерстная рать пополнилась местными севскими стрельцами (100 человек) и небольшим количеством комарицких даточных казаков, незадолго до этого собранных с каждого 10 крестьянского двора. Увеличить ряды походного войска царское правительство предполагало набором 500 «охочих» казаков. Прибором добровольцев заведовали лично И. Еропкин и Б. Болтин, коим предписывалось направить во все северские города – Рыльск, Путивль и Комарицкую волость глашатаев (бирючей), дабы тем кликать «не по один день», сзывая в войско охочий люд. Всех поступивших на службу в царское войско для участия в Северском походе надлежало писать «с отцы и с прозвищи», так, как это и подобает служилой мелкоте «по прибору». Размер жалования охочим казакам составляло 4 рубля. На должности начальных людей – голов – у добровольцев планировалось назначать «добрых» детей боярских и дворян «кого пригоже». Из Москвы в Севск планировалось выслать порох и свинец, запастись которыми головам предписывалось строго смотря по обстоятельствам. Свинец и порох впустую расходовать запрещалось, всему было велено вести учет. Прибору в войско подлежали только лично свободные люди: «и из службы из тягла и крепостных ни каких людей в новоприборные казаки не имати». Немногим позже в охочие казаки было запрещено брать детей боярских и беглых из-под Смоленска солдат, донских и яицких казаков. Тем не менее, поначалу укомплектовать штат охочих казаков в 500 человек не удалось, о чем свидетельствует пометка к грамоте из Севска в Москву: «и северских, государь, городов, и ис Камарицкой волости охочих людей в казаки нихто не пишуца и в службу не прибираюца». Чуть позже, однако, некоторое количество охочих казаков все-таки набрана была: небольшая их часть принимала участие в зимней осаде Трубчевска в 1633 году в лице карачевских и комарицких охочих людей; с Иваном Еропкиным под Стародуб ходили 200 карачевских и трубчевских охочих людей. Сюда же приплюсовать отряд путивльского селитрянника, черниговца Дмитрия Горбунова, влившегося в рать Баима Болтина и Ивана Еропкина под Новгород-Северским 4 декабря 1632 года. Последние, по всей вероятности, представляли собой отряд промышленных людей «селитрянного дела», отличившихся при поджоге городских стен Новгород-Северского во время его штурма.
Планы русского правительства не ограничивались взятием Новгород-Северского и прочих северских городов, в столице скромно закрепить за собой и те поветы Речи Посполитой, которые были отторгнуты от Московии аж в XVI веке. Одним из таких уездов в первую очередь был Гомельский, который до начала XVI века также считался Северской землей. Так, 22 января из Стародуба вышел отряд голов Богдана Булгакова и Ивана Ермолина, направляющийся под Гомель «для языков». 30 января ратные люди вернулись в Стародуб. Судя по их словам, московские ратники выжгли посад Гомеля и «повоевали» его уезд, «села и деревни выжгли ж, и уездных людей многих побили и в полон поимали». В бою под Гомелем был ранен Богдан Булгаков. Сюда, под Гомель, Пропойск и Чечерск, ходили и комарицкие охочие люди. «Под Стародубом гоняли в загон, воевали литовскую землю, села и деревни повоевали и пожгли и у городов посады и слободы пожгли». Кроме этого, крестьяне набрали себе полон, который по возвращению обратно они планировали поселить в своих дворах, а также частично распродать. Как только комаричане вернулись под Стародуб из Гомельского уезда с полоном «и с лошедьми и з животиною и со всякою полонною рухледью» — были ограблены дворянами и детьми боярскими: «полон и лошеди и платья и всякою добычю поотнимали». Жалобы воеводам Ивану Еропкину и Никите Оладьину на ратных людей, а также упование комаричан на хоть какую-нибудь управу, результата не дали. Охочие люди просили государя дать добро, дабы им «вольным людишкам … Комарицкой волости крестьянишком» ходить в Литовскую землю войною.
Неизвестно, было ли удовлетворено прошение комаричан, однако в силу крайнего малолюдья ратных контингентов, задействованных на разных фронтах Смоленской войны и острого напряжения обстановки в Северской земле по случаю активности черкас, вероятность этого достаточно велика.
В том же, 1633 году, следуя предписаниям царевой грамоты, воевода Федор Тимофеевич Пушкин велел в четырех станах Комарицкой волости «биричем кликать не по один день», чтобы все желающие «охочие крестьянишки» шли в полк к стольнику Федору Матвеевичу Бутурлину и Григорию Андреевичу Алабьеву, «чтобы … государю служить, в литовскою землю ходить воевать». Речь шла о походе ратных людей Северской украины в черкасские городки, находящиеся близ границ Путивльского уезда Сбор полка Ф. Бутурлина и Г. Алябьева происходил в Путивле. Содержание воззвания к охочим людям волости звучало так: «если в Комарицкой волости всякие неписьменные охочие гулящие люди похотят служить и со всеми прочими в полку быть на службе…» Интересно то, что охочие люди самоорганизовывались по казачьему образцу. Так, в челобитной 1633 года, они именуют себя «Комарицкой волости казаки», среди которых выделяются сотник Гришка Дядин и есаул Найденка Харламов. В декабре 1633 года воевода Ф.Т. Пушкин направил охочих людей с головами под Борзну «для промыслу над городом». В селе Полошкове Новгород-Северского уезда «на Спаском поли» сошлись они с путивльскими и рыльскими ратными людьми. Таким объединенным отрядом Борзна была взята, московитам достался артиллерийский наряд и знамена, взяты языки. Большой и малый остроги Борзны, а также села и деревни округи, были сожжены. Отсюда северский отряд выступил в Севск. Близ Спасского поля, «за десять верст», путивльские дворяне, дети боярские и верстанные казаки «боем» стали отнимать у комарицких охочих людей полуторную пушку и прочие трофеи «и ис пищалей … почели стрелять». Было убито несколько охочих людей. Как утверждали комаричане, путивльцы ограбили их «завидоючи». Однако, на этом злоключения охочих людей не закончились. Как выяснилось, подходя к Борзне верст за 50, комаричане оставили («пометали») свои запасы, сани и коней на Спасском поле «на станех». И тут «поработали» путивльцы: запасы и кони были увезены, охочих людей, стороживших все это добро, переранили, «а иных до смерти побили». Комаричане возвращались в Севск пешими. Крестьяне всех четырех станов волости, участники этого похода, «Ивашка Тешинцов, Томилка Рогач, Озарка Яковлев со товарищи» били челом, одноко просьбы о возврате коней платья, денег и прочих запасов да трофеев остались без ответа. Языков в лице поляков и черкас привели в Рыльск (17 человек) и Путивль (20). По примерным данным количество дворов в слободах близ Борзны в тот год составляло приблизительно 300-400, отсюда следует, что урон черкасам был весьма внушителен.
В декабре 1633 года был взят Трубчевск, в штурме которого так же участвовал охочий люд в лице карачевских ратников головы Семена Веревкина и комаричан подьячих Григория Ферапонтова и Афанасия Никитина, а также отряд ватажка из Комарицкой волости Ивана Колошинского. Разгул ратных людей после взятия города, охочих до наживы, приобрел угрожающие масштабы: брянскому голове Андрею Зиновьеву поступали жалобы от литовских людей Трубчевска «чтоб от грабежа комарицких мужиков и карачевских казаков унимал». Добыча в завоеванном городе являлась камнем преткновения у ратных людей, попытки отобрать которую некоторые авантюристы изъявляли даже среди своих соотечественников. Так, в челобитной крестьян всех четырех станов Комарицкой волости, ходивших в составе охочих людей под Трубчевск, была жалоба на брянских дворян и детей боярских, грабивших их «по дарогам». По-видимому такая же ситуация произошла и ранее под Новгород-Северским после взятия, когда у комарицких охочих людей была отобрана силой часть их добычи.
Охочие люди в Смоленскую войну послужили неплохим подспорьем гарнизонам Северской украины во время осады городов неприятельскими войсками.
7 марта 1634 года карачевский стрелецкий и казачий голова Григорий Афонов вместе с охочими людьми Комарицкой волости Ивана Колошинского ходили «для промыслу над литовскими людьми», проникшими в Комарицкую волость. Отряд включал стародубских детей боярских, испомещенных после Деулинского перемирия в Карачеве, а также карачевских беломестных и полковых казаков со стрельцами во главе с пятидесятниками Максимом Медведевым и Василием Шамастиным – всего 160 человек. В комарицком селе Бобрик (на реке Усожа, в 20 верстах от Севска) отряд погромил находящихся там черкас. 16 марта охочие люди Комарицкой волости Митька Двоежильный со товарищи и карачевские служилые люди доставили захваченных языков в Карачев. От них удалось узнать, что под Севском в то время стоят Иеремия Вишневецкий, «а с ним жолнеры, гойдуки и подымовные люди и волохи (румыны)», а также полковники Вишневский [Вишневецкий], Белецкий, Сокира, Кисель, Жолкевский. Вместе с кошевым Ильяшом Переяславским и Яцком Острянином пришли исключенные из реестра запорожские казаки (выписчики). 11 марта польско-литовское войско под Севском получило пополнение в лице людей полковника Филоненка Корсунского – «15 знамен» (приблизительно 3000 человек), уже успевших побывать в Комарицкой волости. 23 марта в Карачев прибежали люди Ивана Колошинского. Они рассказывали, что в Сомовской волости Карачевского уезда хозяйничают литовцы и «крестьян многих посекли». Иван Колошинский был вынужден с боями отступать к Карачеву, но черкасы идут по пятам и вот-вот будут под городскими стенами. Григорий Квашнин начал поспешно укреплять город и расписывать по башням служилых людей, а также комаричан Ивана Колошинского. В ночь с 23 на 24 марта «за четыре часа до света» неприятель взял город в плотное кольцо. Иван Колошинский с охочими людьми, стрелецкий и казачий голова Григорий Афонов и карачевской съезжей избы подьячий Григорий Васильев с местными служилыми людьми – беломестными и полковыми казаками и стрельцами этого же города, были отправлены воеводой на вылазку. С большим трудом карачевцы и комаричане отразили вражеский приступ. Литовские люди были выбиты с посада, который, правда, успели поджечь и поспешно уйти «тою же сакмою». Русским достались 15 человек языков, среди которых оказался черкасский сотник, белоцерковец Степан Долголенский (Долголенко), схваченный лично Колошинским. Тем временем, польское войско, несколько дней пытавшееся взять приступом город Севск, ушло по Карачевской дороге в Комарицкую волость, к селу Бычки (на реке Неруссе), а затем в село Морево Радогожского стана, где стало «табурами». Накануне у поляков и черкас была рада, на которой последние пожелали уйти «в свою землю», куда, по слухам, пришел сам «турской» (турецкий султан).
Зимой 1634 года Смоленск был оставлен русскими войсками и сдан полякам, война была проиграна. 4 июня состоялось подписание мирное соглашение, вошедшего в историю под названием «Поляновское перемирие». Московским государем по разным украинным городам были разосланы грамоты о прекращении боевых действий, «чтоб на обе стороны кровь христианская унять». Согласно условиям Поляновского перемирия, состоялся обмен пленными: «а которые русские люди в полону в Польше и в Литве, и тех, по посольскому договору, всех из Польши и из Литвы отпустить в московское государство тотчас; а которые польские и литовские люди в полону в нашем в московском государстве, и тех полонянников отпустить в Польшу и в Литву». Ныне походы «для промыслу» в литовские и черкасские города русских ратных людей однозначно пресекались: «и … по мирному договору в литовскую сторону, за рубеж, в войну … ратных людей не посылали; … и … мимо … указа самовольством за рубеж не ходили и с порубежными людьми задоров никаких не делали». Всякому, кто ослушался бы этих предписаний, грозила смертная казнь. Тогда же решился вопрос и о полонянниках, в массовом количестве находящихся у русских ратных людей порубежных городов: «тех всех полонянников … переписать, кто именем и которых городов, где кто взят и кто какой веры, и в нашем в московском государстве кто крещен в нашу, в православную, в крестьянскую веру». Списки полонянников надлежало отправлять в столичный Разряд.
В 1634 году были в съезжих избах разных северских городов были составлены росписи «литовского полону», набранного черниговскими, рыльскими, рославльскими, брянскими и почепскими дворянами и детьми боярскими, рыльскими и путивльскими беломестными и полковыми казаками, пушкарями того же города, брянскими стрельцами и людьми «пушкарского чину». Характерно, что, судя по росписям, в походах принимали участие и местные соборные попы. Росписи представляли также донские казаки и «вотоманы», бывшие в походах в составе московского рати под Новгород-Северском, Трубчевском и прочих «городех». Ратные люди обстоятельно рассказали, кого из пленников, где и при каких обстоятельствах взяли: «а взял тово мальчика с товарищи … как приходили литовские люди под Рыльск из-под Севска» и пр. Примечательно, что некоторые «полонянники» были куплены у комарицких крестьян: в то время за пленника довали по 2,5-3 «рубли» и «больши». Не миновали эти расспросы и севских ратных людей с комаричанами – бывшими охочими людьми, составили списки «хто именем и в котором городе взят и кокие веры и у ково именем в Севску и в Комарицкой волости живут». Так, в съезжей избе отметились соборные попы, севские пушкари, даточные и жилецкие казаки, стрельцы, ямщики, а также крестьяне Чемлыжского стана. Главным контингентом пленников, по крайней мере у севчан и комаричан, были представительницы женского пола, взятые во время походов под Борзну, Стародуб и Трубчевск.
Дополнительных сведений не имеется, по случаю фрагментарной сохранности дела. Следует заметить, что едва ли настоящие списки были полными – т.к. многие ратные люди и комарицкие крестьяне могли просто-напросто утаить в своих дворах полонянников.
Итак, как мы видим на приведенных выше примерах, охочие люди являлись достаточно весомым подспорьем служилым людям, помогая им выполнять возложенные на них задачи. Московское правительство не создавало особых препятствий для прибора в службу, «в полк», охочих людей, в которых в определенные моменты крайне нуждалось, однако и не собиралось оставлять их в службе, лишь за редким исключением. Так, например, известный ватажек комарицких охочих людей Иван Колошинский был поверстан в дети боярские Путивля, не смотря на происхождение из дворцовых крестьян. В челобитной о боях под Карачевом Колошинский прямо называет себя крестьянином — «Иван Колошинский и … крестьянишки». В августе 1638 года, август путивлец сын боярский Иван Колошинский подал в местную съезжую избу воеводе Никифору Плещееву извет на свою тещу, ее сына и внука в ограблении.
При всем этом начальные люди, что возглавляли отряды охочих людей, под частую не заботились о качестве данного контингента, допуская в ряды охочих людей всякий подозрительный сброд, нередко вносящий деморализующие мотивы в ход военной кампании.