Первые казаки не имели к Украине никакого отношения. Да и вообще были даже не украинцами в современном смысле этого слова. Множество свидетельств о подлинном происхождении казачества замалчивают до сих пор.
Слово «казак» гуляло по Великой степи от Тихого океана до Дуная задолго до того, как протоукраинцы стали бежать от тирании киевских князей на степное пограничье, где приняли это отнюдь не славянское имя.
Главный закон Монгольской империи — так называемая Яса Чингисхана — карал смертью чуть ли не за любую провинность. Жить вблизи хана было тяжело — нужно было обладать исключительной честностью, храбростью и верностью. Но не все были способны на такую преданность тирану. В Монгольской империи было много людей недовольных правлением великого хана, свободолюбивые кочевые народы всегда стремились к независимости. Им было плевать и на Чингисхана, и на его Ясу. Они искали тихое приятное место, где можно было отдохнуть от замечательной юридической системы выдающегося реформатора. Тех подданных Чингисхана, которые не хотели подчиняться ему и бежали из Монголии в отдаленные степи (в нынешнюю южную Украину), называли «казаками». В переводе с тюркских языков, «казак» — «человек, который отделился от своего народа», «изгнанник», «разбойник». Это было очень богатое слово, даже при рождении уже имевшее несколько значений, в зависимости от контекста. Для Чингисхана и его наследников казаки были, конечно же, очень «плохими», но вполне пригодными для охраны границ и набегов на соседей.
«Сие слово «козак» есть турецкое и означает «разбойник» или «грабитель», — так утверждал уже в 1765 году историк Петр Симоновский в книге «Краткое описание о козацком малороссийском народе». Естественно, кто же хочет отделиться от своего народа, как не разбойник? В степях Украины встретились две волны разбойников, бежавших от властей — одна из Монгольской империи и различных государств, возникших на ее развалинах, а другая — из Руси, Польши и Великого княжества Литовского. Кем были эти люди по самоидентичности и религии, до сих пор остается вопросом.
Как показывают археологические исследования, что даже во времена сражения при Берестечко в 1651 году, запорожские казаки не носили крестов. Раскопки на поле этой битвы, которые долгие годы проводил археолог Игорь Свечников, неопровержимо доказывают, что привычное представление о Запорожской Сечи как оплоте христианства явно преувеличено. Первая церковь на Запорожской Сечи появилась только в XVIII веке, когда казаки вернулись из-под власти крымского хана в российское подданство.
А как же тогда знаменитая сцена из фильма «Богдан Хмельницкий», снятого в 1941 году? Помните, прием на Сечь. Пьяный поп расспрашивает «волонтеров»:
— Унией не обольщался?
— Ни.
— Веры святой не предавал?
— Ни, святый отче!
— «Отче наш» знаешь?
— «Отче наш, иже еси»…
— Горилку пьеш?
— Пью!
— Истинно христианская душа! Пиши его в третий куринь!
Прекрасная сцена, замечательная, только все это кино, да и только. Ее придумал сценарист фильма «Богдан Хмельницкий» Александр Корнейчук. Причем придумал, не особенно заботясь о достоверности.
Во-первых, курени на Сечи никогда не назывались по номерам. Они носили имена собственные: Брюховецкий курень, Дядькивский, Васюринский, Батуринский и т. д. А, во-вторых, при приеме на Сечь атаманов меньше всего интересовало вероисповедание, вить принимали не в монастырь, а в банду.
Как писал украинский историк начала XX века Андрей Стороженко, «Козачий промисел особливо розвинувся серед татар, що поселилися у Криму. Якщо ординець поривав зв’язок з Ордою, кидав мирне життя пастуха, один чи в товаристві подібних йому звитяжців заглиблювався в степи, грабував купецькі каравани, пробирався на Русь і в Польщу для захоплення полонених, яких потім з вигодою продавав на базарах, то такий бродяга і розбійник називався по-татарськи «козаком».
Документы упоминают ордынских казаков, начиная с XIV века — почти за 300 лет до возникновения Запорожской Сечи. Известный средневековый польский хронист Ян Длугош писал о крымских татарах, напавших в 1469 году на Волынь: «Татарское войско составлено из беглецов, добытчиков и изгнанников, которых они на своем языке называют «казаками».
Расцвет ордынского казачества приходится на XIV-XV века. Тогда на крымском побережье Черного моря хозяйничали генуэзцы. Именно по их заказу ходили в набеги на Русь и ее южное пограничье казаки. Городские уставы генуэзских крепостей включали специальные статьи, относительно казаков. Они точно определяли процент добычи, который хозяева оставляли этой категории наемников.
Из городского устава города Солдайя (так назывался тогда нынешний Судак): «Повелеваем, чтобы четвертая часть добычи, какова бы она ни была и кем бы ни была взята, у врагов ли или у сопротивляющихся решениям Кафы, отдавалась консулу упомянутого города, остальные же три четверти, разделялись между общиною и казаками пополам».
Казаки оказали огромное влияние на деморализованное население распавшейся Киевской Руси в XIV-XV вв. Они показали возможность нового образа жизни. Славянские беглецы в степи стремились во всем подражать казакам. Они позаимствовали их одежду, оружие и, что самое главное, организацию. Это доказывает даже самый поверхностный лингвистический анализ.
Запорожская Сечь называлась также Кош. Слово «кош» с кумыкского в переводе, это место стоянки или зимовья группы пастухов. Оно также означает «лагерь», «становище». Есаул — одно из высших казачьих званий. Слово тюркского происхождения, которое, связано с названиями «яса» (грамота, закон в Монгольской империи) и «ясак» (сбор дани согласно закону). Этим титулом иногда в летописях называется сын Чингизхана Чагатай (Джагатай): «еке ясаул» — то есть «второй ясаул». Также означает «помощник», «исполнитель поручений». Звание есаула шло сразу после атамана. Атаман — старший в роду и предводитель у степных народов. Слово происходит от тюркского слова «ата» — «отец», «дед» с личным окончанием «ман» («мен») и буквально означает «я отец», «я дед» что в патриархальном тюркском обществе было равносильно утверждению «я (тут) главный». А курень, в котором жили казаки, тоже заимствованное слово. Слово Курень происходит от чагатайского kuran что означает «толпа», «племя», «отряд воинов». А также куренем называлась самая мелкая общественная единица в кочевой империи Чингизхана.
А еще — «майдан», «баштан», «карман», «баран», у которого «курдюк» — т. е. жирный хвост. А также — «кавун», «гарбуз», «диван», «кылым» и «караван». Ни одного славянского слова. Даже карманы славяне позаимствовали у тюркских народов. «Карман», с тюркского — «могила». Гигантским прогрессом стало «хоронить» деньги в карманах, позаимствованных у ордынских казаков, а не таскать их за щекой, как было принято в домонгольские времена на Руси.
Так и разговаривали бы казаки на тюркском языке до нынешнего дня, если бы в степь, на Украину, не кинулись с севера — из Польши — толпы шляхтичей, лишенных за уголовные преступления дворянского достоинства.
Современники этих событий просто в один голос описывают разбойничий-шляхетский вклад в создание Запорожской Сечи. «Немало находится в числе их шляхтичей из Великой и Малой Польши, приговоренных к потере чести, а так же славян, немцев, французов, итальянцев, испанцев и других, принужденных оставить свою родину, вследствие совершенных там бесчинств и преступлений, — писал в XVII веке поляк Яков Собесский в «Истории Хотинского похода 1621 года». — Они отреклись от прежних фамилий и приняли простонародные прозвища, хотя некоторые и принадлежали раньше к знатным родам».
«Украина — это земля запорожцев — самого странного народа на свете, — вторил ему Вольтер в «Истории Карла XII». — Это шайка русских, поляков и татар, исповедующих нечто вроде христианства и занимающихся разбойничеством». Утверждение Вольтера относится уже к следующему XVIII веку, когда запорожцы под воздействием православных проповедников стали чем-то «вроде христиан», но еще не совсем христианами.
«Запорожские казаки обитают на островах Борисфена, или Днепра, и небольшом крае земли в сторону Крыма за порогами. Это смесь всякого народа», — подтверждал мысль Вольтера его современник немецкий офицер Кристоф Герман Манштейн в «Записках о России». Манштейм служил по найму в армии императрицы Анны Иоанновны, ходившей покорять Крым и знал «смесь всякого народа» не понаслышке, а благодаря личным впечатлениям.
А еще Вольтер подметил, что запорожцы «похожи на флибустьеров». То есть на пиратов Карибского моря, тоже представлявших собой разбойный интернационал. Недаром он назывался «Береговое Братство».
Между пиратами Карибского моря и запорожскими казаками было множество параллелей. Пираты появились в точке, где сошлись интересы трех крупнейших морских держав того времени — Испании, Франции и Британии. Они поочередно грабили колонии трех этих супердержав. То французам наймутся, чтобы грабить англичан, то англичанам, чтобы потрошить испанцев и французов. Основателями пиратской республики на острове Тортуга в Карибском море были преступники из Франции, Британии, Голландии и Португалии. Среди флибустьеров попадались даже датчане, шведы, немцы и негры-рабы, сбежавшие с испанских плантаций в Латинской Америке. Теперь они все «латиноязычные», как стали украино- и русскоязычными потомки казаков. В далеком прошлом такие процессы изменения языковой и этнической самоидентификации происходили довольно часто. Один из примеров: из беглого татарского мурзы Кучук-бея получился деятель украинской истории черниговский полковник Кочубей, которому Мазепа отрезал голову, а потомки несчастного украинизированного татарина вообще стали российским дворянским родом, один из которых дослужился при Николае I до премьер-министра.
Запорожская Сечь так же появилась в том месте, где сошлись границы трех континентальных супердержав Восточной Европы — Польши, Турции и России. Поэтому пестрая смесь запорожцев, состоявших из поляков, русских и татар, поочередно грабила то Турцию, то Польшу, то Россию, нанимаясь к тому, кто больше заплатит.
Уже упомянуты польский мемуарист Яков Собесский так повествовал о нравах запорожских казаков в книге «История Хотинского похода 1621 года»: «Забывши всякую цивилизацию, они ведут жизнь дикую и суровую. Не заботясь вовсе о военной дисциплине, они проводят жизнь в постоянных битвах и сечах; они разделены на хоругви и отряды (курени) и настолько привязаны к своему логовищу, что сочли бы тяжким грехом оставить казачество для иного рода занятий… Мало привязанные к семейной жизни, они не знают ничего, кроме оружия».
Многие элементы украинской народной культуры имеют степное происхождение. Они причудливо переплетались со славянским наследием Руси, порождая нечто абсолютно неожиданное. Скажем, всем известный танец «гопак» пришел от кочевников, точнее, от половцев. «Половецкие пляски», сымитированные в опере Бородина «Князь Игорь», — это всего лишь фантазия петербургского композитора, жившего в XIX столетии. Настоящие половецкие пляски — это гопак. Между русичами и половцами были частые браки. Степные молодцы плясали вприсядку и выкидывали различные акробатические трюки, пытаясь понравиться славянским красавицам. А в это время княжьи дружинники умыкали «красных девок половецких». Теперь уже даже трудно понять, что в этом танце от Руси, а что — от Дикого Поля. Как с трудом можно определить в нынешних украинцах, какие их предки пришли из далеких кочевий, а какие появились из северных лесов. Но даже украинская мазанка — это не исконное славянское жилище, а ославяненная примитивная постройка половцев, становившихся на зимовье и имевших даже свои «города».
И напоследок еще один интересный факт. Когда в 1651 году Богдан Хмельницкий ускакал с поля битвы при Берестечке вместе с татарским ханом, наказным гетманом вместо него запорожцы избрали татарина Джеджалия (в оригинале его прозвище звучало «Джеджалы»). Так стоит ли удивляться, что на шеях запорожцев, убитых на месте сражения или утонувших в болоте при бегстве, историки не обнаружили крестов. Кто знает, какому Богу они молились и молились ли вообще?