Долгое время Курский край являлся «землей обетованной» для многочисленных шаек разбойников и грабителей, причиной чего было его пограничное положение, редкое население и относительная слабость центральной власти. Эта «украинность» вплоть до первой четверти XVIII в. предоставляла «удалым добрым молодцам» широкую возможность совершать на курских просторах свои бесчисленные подвиги.
Один из исследователей курской старины Н.Добротворский в 1888г. писал: «личная и общественная безопасность не была гарантирована в то время даже в центральных местностях, в тех, которые находились поблизости от Москвы. В таких же пустынных краях, каким был курский до половины прошлого века, о безопасности и мечтать было невозможно. В те отдаленные времена путники даже от села к селу ездили с провожатыми. Разбой был постоянным занятием не только тех отверженных, которых общество выбрасывало за их непригодность из своей среды, но и обыкновенных мирных обывателей, которые нередко смотрели на это, как на «стороннее занятие», дававшее отличный заработок».
В этих условиях из жителей Курского пограничья сформировался особый тип людей, известных в XV-XVII вв. под именем севрюков. Вот как описывал их в одной из своих работ щигровский помещик, краевед и писатель Е.Л.Марков: «постоянная жизнь на пустынных рубежах земли русской, среди глухих лесов и болот, вечно на стороже от воровских людей, вечно на коне или в засаде с ружьём или луком за спиною, с мечом в руке, постоянные схватки со степными хищниками, ежедневный риск своей головой, своей свободой, всем своим нажитком, — выработали в течение времени из севрюка такого же вора и хищника своего рода, незаменимого в борьбе с иноплеменными ворами и хищниками, все сноровки которых им были известны, как свои собственные».
До того, как в Поле стали высылаться московские войска, именно на севрюков была возложена обязанность охраны рубежей Северской земли, хотя при этом они не гнушались, при случае, сами заниматься разбоем и грабежом. В 1549г. ногайский князь Юсуф жаловался Ивану Грозному: «наши люди ходили в Москву с торгом, и как шли назад, ваши казаки и севрюки, которые на Дону стоят, их побили», на что из Москвы отвечали: «на поле ходят казаки многие, казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а из наших украйн [окраин], с ними же смешавшись ходят; и те люди как вам тати, так и нам тати и разбойники».
Однако, несмотря на устоявшиеся разбойничьи привычки курского порубежного населения, основная часть «ватаг» формировалась за счет беглых, массами прибывавшие сюда из центральных районов России. Одни из них поступали на службу в гарнизоны пограничных городков, другие оседали на землю и занимались хлебопашеством, а самые беспокойные подавались в разбойники, которых немало бродило по этим местам. О себе эти люди говорили: «На распутье дуб, на нём три грани, едина в Крым, другая в Русь, а третья в наши станы». Поживу себе искали они и за счёт татар, и за счёт «литовских людей», не брезгуя и грабежом соотечественников.
Так известно, что в первые годы XVII в. «воры черкасские Мишук и Сенька Колпаков житьём жили по Осколу и Семи [Сейму]», причём шайка Мишука была настолько сильна, что разбивала посланные против неё отряды, доходила до Рыльска и Новосиля, а угнанный скот сбывала крымцам.
Правительство усиленно боролось с разбойниками, и в этой борьбе отличились тогда служилые казачьи атаманы Яков Лысый и Аггей Мартынов. Первый из них разбил черкасского атамана Лазаря, отняв у него награбленное добро и оружие, а затем покончил с шайками Берчуна и Карнауха. В свою очередь, Аггей Мартынов разгромил атаманов Колошу и Сеньку Колпакова. Однако искоренить порубежный разбой полностью не удавалось никогда, тем более что подчас у грабителей находились и высокие покровители.
Нередко разбои и грабежи приобретали «классовую» окраску и направлялись против господствующих сословий. Так, в 1658 г. боярин Б.М.Хитрово жаловался казацким старшинам, что из приграничных брянского, карачевского, рыльского и путивльского уездов «крестьяне, живущие в имениях вотчинников и помещиков, и холопы бегают в Малороссию, потом приходят оттуда на прежнее жительство толпами, подговаривают к побегу с собой других крестьян и холопов, и нередко отмщают своим господам, если прежде были ими недовольны: набегают на их дома, сожигают их, убивают хозяев и их семейства; иногда они запирали господ в домах, закапывали дома со всех сторон землёй, и так оставляли жильцов умирать голодною смертью».
Особенно эти явления усиливались во время крупных народных волнений. Например, во время восстания Степана Тимофеевича Разина порубежные воеводы с тревогой отмечали появление «воровских шаек» в окрестностях пограничных крепостей и даже нападения их на небольшие воинские отряды «служилых людей». Так, в октябре 1670г. 11 детей боярских, ехавших на службу в свой полк, были захвачены на ночлеге под Старым Осколом [современная Белгородская область] «воровскими людьми». Служилые сразу поняли, с кем имеют дело: им стоило лишь приметить, что неизвестные «кричат ясаком воровским [говорят на разбойном жаргоне] и хвалят вора изменника Стеньку Разина». Застигнутые врасплох дворяне были избиты, изранены саблями и ограблены дочиста.
Богородицкий воевода Нелединский послал погоню за «разбойниками», схватил их сообщников из числа местных крестьян, у которых были найдены награбленные вещи. Погоня преследовала напавших, и те бежали «за вал под Моячной к воровским козакам, а вал прошли меж Яблонова и Корочи в Хмелеватые ворота». Однако Нелединскому удалось настичь их, и он с гордостью доносил курскому воеводе Г.Г.Ромодановскому о том, что «разбойников и становщиков тех переимал <…> и на Воронеж дороги от воровства очистил». В целом же пёстрое и беспокойное население приграничного края вполне оправдывало сложившуюся в те времена поговорку: «Нет у Белого Царя вора супротив курянина».
В южных губерниях России (Курская, Воронежская, Орловская, Тамбовская) местные жители называли разбойников «кудеярами», по имени знаменитого легендарного разбойника Кудеяра. В основном легенды о «кудеярах» были распространены в юго-западных районах Курского края. По записанной в прошлом веке легенде, в середине XVIII столетия на территории Рыльского и Путивльского (совр. Сумская обл., Украина) уездов Курской губернии действовала большая шайка кудеяров. Главное убежище их находилось в так называемом «Мачулинском» лесу, неподалеку от с. Кремянного (совр. Кореневский р-н), в котором они ютились по оврагам и буеракам, «не стараясь, впрочем, нисколько о том, чтобы замаскировать свое присутствие, так как им не страшны были ни воеводские войска, ни тем более местные безоружные жители, которые сами смертельно боялись их и стремились только к одному — чтобы жить с ними в мире и согласии. В этой шайке <…> по рассказам старожилов, было до 300 человек разбойников».
Такие же ватаги обитали у деревни Ишутиной, на Коневецкой или Клевенской горе, на «Погорелом» городище близ с. Большие Угоны (современный Льговский р-н), в урочище «Кучугуры» (современный Большесолдатский р-н) и т.д. Вероятно, одному из таких «кудеяров» принадлежал клад, найденный 24 июня 1887г. при корчевании старых пней у д. Семеновки (современный Щигровский район). Под одним из пней крестьяне нашли сосуд красной меди, широкий в основании и постепенно сужающийся ко дну, содержащий 16 3/4 фунта (6,5кг) русских серебряных копеек XVII века. На боку сосуда владелец «поклажи» грубо процарапал славянскими буквами свое имя и прозвище – «Михалко Косолап». Находка поступила к местному помещику Н.И.Бровцыну, который безвозмездно передал и монеты, и сосуд Петербургской Академии Наук.
По рассказам старожилов, кудеяры редко нападали на крестьянские поселения, во-первых, потому, что щадили крестьян вообще, относясь к ним дружелюбно, ввиду того, что крестьяне сами усердно во всем помогали им, а во-вторых, потому, что взять у крестьян было нечего.
Из сказаний они представляются скорее не разбойниками, а вольными казаками с широкими рыцарскими замашками, со строго регламентированным, хотя и несколько своеобразным, понятием о чести. Так, если случалось им останавливать бедняка-крестьянина, ехавшего на базар с возом муки, то они не только не обирали его, но даже наделяли его деньгами, напаивали водкой и отпускали на все четыре стороны, оставляя при нем все его пожитки. Если же останавливали на дороге помещика, то не церемонились с ним, обирали его начисто и отпускали в чем мать родила, предварительно надругавшись над ним начисто. Много раз, по жалобе крестьян, кудеяры делали нашествия на помещичьи усадьбы только для того, чтобы наказать помещиков за их жестокость по отношению к своим крепостным, и если такова была цель их прихода, то не брали обыкновенно в усадьбе ничего — ни денег, ни хлеба, ни пожитков, говоря, что «все равно когда им это понадобится — все будет ихнее, от их рук не уйдет».
Единственное зло, которое причиняли кудеяры крестьянам, заключалось в том, что они «воровали деревенских девок» для своей потребы. Этого крестьяне не могли простить кудеярам еще и в XIX в., хотя и рассказывали об этом уже «без всякой злобы, скорее даже с усмешкою», но все-таки очень подробно и приводя различные анекдоты по этому поводу. Согласно народным преданиям, главнейшим занятием кудеяров было бражничество, которому они преимущественно и посвящали все свое время.
Если же у них не хватало хлеба, то они посылали «грамотку» к какому-нибудь помещику с приказанием доставить немедленно им того-то и того-то, и если помещик не торопился исполнить их «приказание», они тогда уже приходили к нему сами и вооруженной рукой брали то, что им было нужно. Этим главным образом и исчерпывалась их враждебная деятельность по отношению к местному населению.
Денежную добычу доставляли им, в большинстве случаев, проезжие, чужие лица, попадавшие так или иначе в Курские края; кудеяры таким спуска обыкновенно не давали и «ощипывали елико возможно чисто».
По свидетельству А.Н.Александрова, жители Льговского уезда называли «кудеяр» «воропанами», так как, согласно преданию, среди разбойников было немало и помещиков. Отсюда, якобы пошла и фамилия живших у Ивановского городища (современный Рыльский р-н) дворян Воропановых. От некоторых местных старожилов А.Н.Александрову «приходилось также слышать…, что будто бы предки этих рассказчиков были в числе разбойников, живших на городище». Но не все деньги, добытые во время грабежей и разбоев, пропивались или становились кладами. Возможно, Курск, так никогда бы не украсился одним из своих красивейших храмов — Сергиево-Казанским собором, возведенным в 1752 — 1778г., если бы не одно происшествие, случившееся с одним видным курским купцом — Карпом Ефремовичем Первышевым. Согласно преданию, под самую Пасху 1752г., его захватили разбойники и увели в свой табор, видимо, рассчитывая на выкуп. Ночью шайка ушла на грабёж, и в лагере остались лишь атаман и Первышев.
Оценив атлетическое сложение разбойника, купец понял, что о побеге нечего даже и мечтать. После полуночи атаман, будучи добрым христианином, вздумал разговеться и пригласил пленника разделить с ним трапезу. Тут Первышев заметил, что страшный сотрапезник ест с ножа, употребляя его вместо вилки. Улучив удобный момент, ловкий прасол бросился на разбойника и воткнул ему этот нож в рот. Атаман упал, захлебнувшись кровью. Карп Ефремович же поспешно запряг свою лошадь и нагрузил повозку разбойничьим добром. Вернувшись благополучно в город, он дал обет построить в честь своего чудесного избавления храм — благо, средствами на это он теперь вполне располагал.
Но, ни многочисленность разбойничьих шаек, ни хорошее знание местности, ни поддержка местного населения не спасли «кудеяров» от истребления, когда, после выхода России на Черноморское побережье, через Курский край пролегли важнейшие магистрали, связывающие центр и юг страны, и местные власти принялись серьезно решать проблему безопасности на дорогах. По записанному Н.Добротворским во Льговском уезде преданию, «кудеяры долго буйствовали в наших местах, но потом на них войска стали посылать и солдаты их одолели, загнали их, говорят, до самой Калуги и там уже всех перебили».
В окрестностях Курска последняя шайка, грабившая в урочище «Солянка» (современная черта города) была уничтожена вначале 1860-х гг. при губернаторе В.И.Дене. Для поимки разбойников он велел наполнить два воза солдатами и накрыть их рогожами. Бросившиеся на предполагаемую добычу разбойники были переловлены все до одного и «с тех пор разбои прекратились».
